Василиса взглянула на свои руки, они словно подсвечивались изнутри. И она поняла, как выглядит сейчас. Когда-то давно так уже было. И Иван не смог отвести от нее взгляда, увидев в первый раз на пиру.
Лес бросил под ноги Василисы тропу с такой готовностью, словно ждал этого много лет. Ей достаточно было просто пожелать и обернуться, чтобы увидеть ее. Она взяла за руку Кощея, и он покорно пошел за ней. Они нашли заросли папоротника, Василиса положила цветок на землю, и он пожух, высох, рассыпался в труху, а на его месте пробился росток, который начал быстро расти, выпускать побеги, превращаясь в зрелое растение.
Стоило положить цветок на землю, как сила схлынула, и без нее Василиса почувствовала себя осиротевшей и пустой. Она была рада, что лишилась ее в Лесу. Сейчас ей нужна была поддержка родного места. В груди снова болело и пульсировало, но здесь это можно было терпеть.
Лес любил Василису. Пусть своей особенной чудаковатой любовью, но любил. Василисе казалось, что она вернулась в отчий дом. Все вокруг было знакомо, она дышала и не могла надышаться, хотя ей казалось, что здесь это делать легче, то и дело смахивала слезы с глаз, утопая в нежности и непреодолимой тоске, которую испытывала к этому месту, а грудь распирало огромное щемящее чувство. И она задала свой вопрос, потому что он был слишком важен для нее, и именно сейчас все вокруг дарило ей свою поддержку. Дома она не решилась бы никогда.
— Я жалею, что убил ее именно я, — ответил Кощей мертвым, не своим голосом. — До последнего надеялся, что это сделает Сокол, хотя и понимаю, что это было малодушно.
— Тебе было так больно делать это?
Вместо ответа Кощей прошел немного в сторону от тропы и сел на поваленное дерево. Похлопал ладонью рядом с собой, мол, садись, в ногах правды нет. Василиса неуверенно сошла с тропы, опустилась рядом.
— Я видел в ней себя, — наконец произнес Кощей. — Все самое темное… Я не уверен, что вправе был судить ее. Я ничем от нее не отличаюсь.
Василиса задавила в себе все ответные реплики и заставила молча дождаться продолжения. Она видела, что он еще не закончил.
— Наверное, я все еще чувствую ответственность за нее. Она была моей женой. Раньше я думал, что, возможно, это я что-то сделал не так. И немного благодарность. Если бы не она, неизвестно, где бы я сейчас был и что творил, — Кощей мрачно усмехнулся. — Больше не пойду с тобой сюда. Странное место, заставляет говорить…
— Тебе это нужно, — аккуратно заметила Василиса.
— Да, наверное, — вздохнул Кощей. — Возможно, мне жаль ее. Она могла прожить совсем другую жизнь. В том числе если бы не встретила меня. Если бы не помешалась на идее бессмертия.
Кощей поднял с земли ветку, поворошил траву. Несколько кузнечиков метнулись в стороны. Какой-то жук деловито полз по своим делам, сверкая на солнце черной спинкой. Потом вдруг ни с того ни с сего расправил крылья и взмыл в воздух.
— Их было двое, — внезапно сказал он. — Марья и ее брат-близнец. Они были детьми князя. Все делали вместе: учились ходить, говорить, а после держать меч в руках, сражаться, управлять государством. Отец ее ни в чем не ограничивал. А потом соседний князек решил расширить свои территории и пошел на них войной. Отец Марьи был уже стар, поэтому ее брат собрал дружину и отправился на поле брани. Марья ждала вестей. Их не было.
Кощей приподнял веткой упавший лист березы, и из-под него юркнула в траву серебристая ящерка.
— А потом соседский князек объявился на границе. Он грабил и сжигал деревни, и делал все это, помахивая головой ее брата, которую насадил на кол и везде таскал с собой. Многие темные приходят к тьме сами, совершают сознательный выбор. Но у некоторых в жизни был свой спусковой крючок. Точка, когда они, не задумываясь, обратились к тьме, потому что не смогли иначе, когда позволили ей поглотить себя, чтобы спастись. Это был ее. Марья заново собрала дружину. Сама отправилась на границу. И прикончила князя. Он не ожидал встретить соперника в лице девчушки, которой едва исполнилось семнадцать. И уж тем более не ожидал встретить ведьму. После этого Марья вернулась домой, села на отцовский трон и стала править. А голову своего заклятого врага наколола на копье и выставила над воротами на всеобщее обозрение. Но это не утолило ее боли и ненависти, она жалела, что просто убила, а не оставила в живых, не взяла в плен, не заставила его мучиться за каждый день, что не прожил ее брат. Она стала оттачивать свое мастерство, копить силы, при этом убедив себя, что это необходимо ей, чтобы защитить свое государство, своих подданных. На самом же деле, я думаю, она хотела защитить себя, не допустить того, чтобы ей еще раз пришлось пережить настолько страшную боль. Ради этого она вытравила из себя все светлое: любовь, сострадание… — Кощей помолчал, потом добавил, спохватившись. — Это не оправдывает ее. Ни в коем случае. В конце концов каждый сам выбирает свой путь.
— Это она тебе рассказала? — тихо спросила Василиса.
Кощей качнул головой.
— Нет. Она вообще про себя ничего не рассказывала. Но есть одно зелье. Сложный состав и непросто варится. Но если капнуть в него крови человека, оно может многое о нем поведать. Кровь Марьи у меня была.
Василиса вздернула бровь, но Кощей поджал губы, и она поняла, что он не расскажет, и не стала настаивать. В конечном итоге, она тоже далеко не все рассказала ему про свой брак с Иваном. И она отнюдь не была уверена, что готова к новой порции откровений, связанных с его жизнью с Моревной.
— Я подозреваю, Марья рассказала тебе про ритуал, — Кощей прикрыл глаза, слова явно давались ему с трудом. — Я могу объяснить.
— Не нужно.
— Но…
— Не нужно, и точно не сейчас.
— Василиса… Что-нибудь еще Марья говорила? Она мастерски умела проникать словами в душу. Поэтому если она задела тебя чем-то, скажи.
«Скажи ему, — подумала Василиса, — просто скажи про семя».
Она взглянула мужу в лицо: оно было уставшим, изнуренным. Увиденное на поляне снова встало перед глазами, и она покачала головой, постаравшись улыбнуться как можно более умиротворенно. Разве могла она ему сказать? Тем более сейчас. Пятнадцать лет она верила, что их брак почти идеален. Как она могла не увидеть? Или видела, но не хотела себе в этом признаваться, ведь ей было так хорошо, ее все устраивало. А Кощей все это время едва держался на ногах. Нет, она не могла возложить на него очередную свою проблему и отправить разбираться с ней. И уж если совсем честно…
… Василиса чувствовала, что не может заговорить об этом. Чтобы облечь в слова то, что она сейчас ощущала, сначала нужно было позволить себе в полной мере прочувствовать все это. А она вовсе не была уверена, что сможет пережить это и не лишиться рассудка в процессе.
Кощей еще немного поводил веткой по земле, рисуя линии, потом вдруг его рука замерла.
— В какой-то момент я понял, что если ты умрешь, я не смогу сдержать свою силу. Это был бы мой спусковой крючок. И я не знаю…
Василиса сжала его ладонь.
— Не надо, — попросила она. — Я жива. Я здесь. Я с тобой.
— Спасибо тебе, — сказал он, посмотрев ей в глаза.
— За что?
— За это. За то, что ты все еще со мной.
— Дурак, — ответила Василиса и улыбнулась ему уже искренне.
Кощей поднялся на ноги, так и не отпустив ее руку.
— Домой? — спросил он.
— Домой, — ответила Василиса, позволяя ему помочь ей встать.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
ИЛИ НЕТ?
Эпилог. Ретроспектива.
— Любомир, смотри, Любомир, этот цветочек называется василёк. Правда, красивый?
— Очень, мама. От чего он лечит?
— Он не лечит телесных недугов, но порой красота способна исцелить душу.
— Можно его сорвать?
— Ты выкинешь его через несколько шагов. Или он завянет по дороге. Запомни, Любомир, никогда не посягай на красоту просто потому, что можешь присвоить ее на время. Никогда не прикасайся к женщине, если она не дала тебе на то своего согласия. Дала с улыбкой, Любомир, а не со слезами.