— А во-вторых, я не могу пойти с тобой. Это самоубийство. Если выяснится, что она все еще моя царица, ваши противоречивые приказы порвут меня на котят. Кто тогда…

Рык оборвался, и Василиса неожиданно для самой себя злобно понадеялась, что Кощей ударил его посильнее. Ей вдруг ясно вспомнилось, как пятнадцать лет назад, когда она пришла к Баюну, чтобы рассказать о том, что вышла замуж, он заявил ей, что не чувствует ее власти над собой, а значит, Навь не приняла ее и она не жена Кощею. Оказывается, эти слова до сих пор тлели где-то в ее памяти, и нужно было не так уж сильно подуть, чтобы они разгорелись, напоминая о себе и о том, что она тогда почувствовала по отношению к коту.

Дом затих в ожидании. Василиса спустилась на кухню, включила свет, взяла чайник и понесла его к раковине, чтобы налить воды. И уже подставив под струю, нахмурилась. Что-то было не так. Только что что-то показалось ей странным. Она закрыла кран и отставила полный чайник в сторону. Повернулась к панорамному окну, отделявшему кухню от дворика за домом. В темноте хорошо было видно ее отражение. «Неправильно, — подумала Василиса. — Я отразилась в нем неправильно». Она подошла ближе, пытаясь понять, что ее смутило. Сейчас все вроде бы было как надо. Повертела головой, помахала себе рукой. Отражение повторило ее движения. Василиса вгляделась в лицо. Глаза. У отражения в окне были четкие ярко-черные глаза. Внезапно женщина в стекле ехидно улыбнулась ей, будто поздравляя с догадкой, и прямо из стекла вынырнула рука, схватила Василису за локоть и утащила за собой.

***

В кабинете тем временем Баюн складывал песню. То ли пел, то ли мурлыкал, и в мыслях присутствующих сами собой складывались образы, сменяя друг друга словно в диафильме. Баюн искал Марью, но песня получалась уж больно мрачной, Сокол то и дело морщился, словно пахло дурно, Кощей сидел за столом с застывшим лицом. И вдруг дернулся: платиновый ободок обручального кольца раскалился, обжег палец, оповещая о грозящей Василисе опасности. Он подскочил с кресла, метнулся в сторону двери, но в этот момент покрывало на зеркале в кабинете легко приподнялось и опало, словно из-за стекла на него подул ветер. Кощей в два шага пересек расстояние до зеркала и сдернул покрывало. И перед ними предстала Марья. Она стояла по ту сторону стекла, среди темной мути зазеркалья и смотрела только на него.

— Ну здравствуй, любимый, — прошептала она. — Твоя девочка у меня. Придешь за ней?

Тени, подчинившись воле Кощея, стекли к его плечам, облачая своего хозяина в темный плащ, и силуэт на стене обзавелся изломанной шипастой короной. Повеяло холодом.

— Ты знаешь закон, Марья, — произнес Кощей, и в голосе его прозвучала сталь. Сейчас он был судьей, и он хотел, чтобы его боялись. — Причинив вред моей жене, ты причинила вред мне. Я дал тебе возможность уйти, но ты не сделала этого. Ты подписала себе смертный приговор. Я найду тебя, и приведу его в исполнение. И только от того, найду ли я Василису живой и невредимой зависит то, как именно ты умрешь.

Марья смотрела на него не дыша, и на губах ее вдруг расцвела широкая почти безумная улыбка.

— Вот он ты! — в полном восторге прошептала она. — Да, это ты, царь мой! Вот теперь я узнаю тебя. Сколько силы, сколько мощи! Скоро мы воссоединимся, и никто не сможет нам противостоять.

— Ты сошла с ума…

— Нет, Кощей, я трезва, как никогда. Забудь про Василису. Я твоя законная жена и всегда ею была.

— Не смей ее трогать.

Она засмеялась.

— Приди за ней. Она ждет тебя. Я жду тебя. Приди же ко мне.

Изображение подернулось легкой рябью и растворилось в черном мареве.

_____________________________________________

* Алатырь-камень - в русских средневековых легендах и фольклоре священный камень, "всем камням отец", пуп земли, содержащий сакральные письмена и наделяемый целебными свойствами. Часто упоминается в русских заговорах, главным образом, приворотных, любовных, как «сила могучая, которой конца нет».

Глава 15.

— Ну здравствуй, Василиса, вот мы и встретились.

Голос ворвался в сознание шипящими змеями. Василиса нехотя очнулась и тут же скривилась. Она сидела на стуле, руки были сведены и связаны сзади, затекли и болели, запястья сдавило веревками слишком туго. Марья явно не беспокоилась об ее удобстве. Василиса огляделась, пытаясь понять, где она. Помещение, в котором она находилась, освещалось приглушенным светом единственной масляной лампой. В небольшой круг света, который она давала, попадали часть пола и стены, и они явно были земляные. Василиса чувствовала характерный привкус сырости в воздухе. Скорее всего это был какой-то погреб или подвал. Она дотронулась большим пальцем до безымянного: кольцо было на месте и от него шел жар, запоздало предупреждая об опасности. Василиса шевельнулась, проверяя прочность веревок, и почувствовала, как что-то заскользило по шее.

— На твоем месте я бы не дергалась, — пропела Марья. — Видишь ли, у меня было много свободного времени, и я увлеклась изготовлением артефактов. Цепочка у тебя на шее по моему приказу задушит тебя быстрее, чем ты успеешь понять, что происходит. Если, конечно, я захочу, чтобы это случилось так быстро.

— Что тебе нужно? — спросила Василиса, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.

Она не чувствовала своей силы. Но ведь ночь не дошла еще и до середины. Сколько она была без сознания? Или дело не в этом? Забавно, но сейчас Василисе казалось, что отсутствие силы — самое унизительное в ее ситуации. Марья снова поймала ее в свою ловушку, а Василиса снова позволила ей это сделать. Зачем она подошла к окну? Надо было сразу бежать к Кощею… Василиса ощутила себя образцом глупости и слабости.

— Мне нужен мой муж, — просто ответила Моревна. — И поскольку по какой-то причине он не захотел прийти ко мне сам, мне пришлось придумать для его визита более веский повод, нежели все, что я уже успела предложить. Видишь ли, милая, ты почему-то ценна для него. Уж не знаю, что такого ты умеешь: борщи особо вкусно готовишь или в постели невесть что вытворяешь, но он захочет тебя вернуть. А значит, придет за тобой. А пока у нас есть время, можем и поболтать. Тем более как минимум одна общая тема для разговора у нас с тобой есть. Ах, как нехорошо воровать чужих мужей.

— Полностью согласна, — ответила Василиса. — Даже странно, что ты первая об этом заговорила.

Марья мягко рассмеялась.

— А я все думала, что он в тебе нашел. А ты, оказывается, умеешь быть забавной и даже немного дерзкой. Да, сколько его помню, он это любил.

Ненависть. Тягучее, вязкое, гадкое, давящее чувство. Василиса уже и забыла, каково оно на деле, и надеялась, что больше никогда о нем не вспомнит. Нельзя было давать ему волю. Но голос Марьи будил худшее в ней.

— Мой муж нашел во мне верную жену, — ответила она, не собираясь сдерживаться. — Бывшая с ним не очень-то хорошо обошлась, ну да ты, наверное, об этом слышала.

Моревна фыркнула.

— Прекрати! Я всего лишь успела сделать это первой. Вынуждена признать, что он начал скучать со мной. Я видела это, а нет ничего страшнее для жены, чем если мужу становится с ней скучно. Я всего лишь подстраховалась, не хотелось его потерять.

— И на что ты надеялась? — нахмурилась Василиса. — Что найдешь способ стать могущественнее, сотворишь для себя бессмертие, а потом снимешь его с цепей, и он все простит тебе? А до этого решила перебиваться случайными любовниками?

— Бессмертие несколько меняет определение верности, Василиса, — сказала Марья таким тоном, словно они были в классной комнате и она объясняла ей новую тему урока. — Иногда достаточно просто помнить друг о друге.

— Кажется, ты забыла согласовать свой вариант определения с Кощеем, — вскинула подбородок Василиса.

— Не хами, — отрезала Марья, на мгновение теряя всю свою напускную любезность, — а то я рискую не сдержаться.