Кощей вздрогнул и проснулся. Из неплотно сомкнутых штор падал, попадая прямо ему на лицо, лунный луч. Мужчина дернулся, стремясь уйти от него, сел на постель и потер лицо рукой. Маленький перстень с голубой искоркой на его мизинце нагрелся и слегка жег палец, но Кощей предпочел не обращать на это внимания. Мать не снилась ему очень давно. И вот первый раз за столько лет, и она — недовольна.

Кощей потряс головой, окончательно просыпаясь. За окном еще было темно, но он знал, что больше не уснет. Он нашарил на тумбочке свои часы, включил кнопку подсветки. Стрелка указывала на четыре утра. В углу комнаты зашевелился огромный мохнатый пес, поднял голову, подслеповатыми глазами ища хозяина.

— Спи, Марло, все нормально, — успокоил его Кощей, и тот снова спрятал морду между лап и закрыл глаза.

Марло шел двадцать пятый год, и больше Кощей его удерживать не мог. Тело износилось, душа просилась на свободу. Брат Марло умер четыре месяца назад, пес сильно тосковал, и Кощей пускал его в свою спальню в награду за годы послушания и верности. Во всяком случае, так он себе это объяснял. Кощей ждал, когда смерть придет и за стариком, надеясь, что она сделает это самостоятельно и ей не придется помогать. Он не желал мучить пса, но и мысль о том, чтобы убить его самому, как и каждый раз, когда его собаки старели, доставляла боль.

Нужно было взять щенков, но у него не было времени ни дрессировать их, ни заниматься ими, к тому же была еще одна более веская причина, по которой Кощей не торопился этого делать.

Перстень потихоньку остывал. Кощей встал с постели и вышел из спальни. На втором этаже было три комнаты, одну занимал его кабинет, другую спальня, третья пустовала и стояла закрытая, он так и не придумал, что в ней разместить. В ванной он ополоснул лицо холодной водой, потер начинающие ныть запястья, и посмотрел на свое отражение.

— Я есть, — четко произнес он.

Простенькое упражнение из психологии на осознание своего бытия в последнее время перестало с ним работать.

— Ну есть ты, есть, и что с того? — спросило его отражение. — Хоть кому-нибудь это нужно?

— Марло, — хмуро ответил Кощей.

Отражение засмеялось.

— Марло всего лишь пес, и он не знает ничего кроме любви и преданности к тебе, которые ты сам же в нем и взрастил. Кого ты обманываешь? Скоро он умрет, и что тогда?

Кощей сморгнул, отгоняя наваждение. Он знал, что тогда. Он уже все решил, поэтому не брал щенков. Собак ему будет не хватать, он привык к их обществу за последние сто лет, но они не любили Навь и не приживались там, им не хватало человеческого тепла. А именно туда он вернется, когда не станет Марло. К январю он закончит все свои дела. Вряд ли пес протянет дольше.

Почти сто лет он провел в этом мире, одновременно правя в Подсолнечном царстве. И сейчас Кощей чувствовал, что устал. Навь требовала его постоянного внимания, дела в этом мире тоже не отпускали. Он думал, что оставив прежнюю жизнь в Санкт-Петербурге и открыв частную практику, сможет уменьшить количество работы и наконец отдохнуть. Но пока что-то не особо получалось.

В Нави он был действительно нужен. Здесь — абсолютно точно заменим.

Кощей выключил свет в ванной и спустился на кухню. Принялся варить себе кофе. Запястья ныли все сильнее и сильнее, но Кощей старательно игнорировал их, стараясь максимально сосредоточиться на своем занятии. Если не обращать внимания, если забыться, боль уйдет.

В последний раз мать снилась ему, когда он держал в подземельях Василису. В какой-то момент он сдался и, готовый на все, лишь бы эти сны прекратились, придумал фокус с лягушачьей шкуркой. Он и правда был уверен, что она вернется. И потом, не мог же он просто отпустить ее! Хотя теперь ему все чаще казалось, что мог. Пусть бы шла себе, строптивая девчонка. Вернулась бы к родителям, прожила бы свою пустую жизнь. Замуж бы ее, конечно, вряд ли кто взял после похищения, ушла бы к Яге. Да какое ему вообще было дело до того, как бы она распорядилась своей призрачной свободой? И чего ей не сиделось в царском тереме? У нее же наверняка все было. Что ей тут понадобилось? Баюн выдал ему совершенно неправдоподобную версию о том, что Лес сам вывел ее сюда. Что за чушь. Зачем Лесу приводить ее к Баюну? С чего ему вообще водить ее за ручку?

Он почти забыл о ней. Время в этом мире бежало стремительно, почти в три раза быстрее, чем в их родном. То, что для Василисы произошло не так давно, от него отделяло почти столетие. Он даже не сразу узнал ее в кабинете Баюна. А когда узнал, испытал весьма смешанные чувства: что-то между досадой и злорадством. Но потом подумал: может быть, это будет забавно.

Забавно это не было. Василиса была какой-то затравленной, и все, чего ему порой хотелось — вылить ей на голову ведро ледяной воды, авось очухается. Иногда он позволял себе представить это в подробностях. Вот она замирает на мгновение, пытаясь заново начать дышать, вот делает судорожный выдох, а вот начинает… Здесь видение всегда обрывалось, потому что Кощей понятия не имел, что она сделает дальше. Однако на днях выяснилось, что Василиса умеет не только говорить, но и отвечать. Ругаться. Да еще как.

Маленькая глупая слабая ведьма. Разозлила его. Впервые за долгое время он вышел из себя, почти утратил контроль над силой. С чего такая реакция? Будто бы ему и раньше не бросали в лицо обвинения и проклятия. Но ведь он разозлился еще раньше. Когда понял, что это она сама себя отравила. Когда Божена сказала ему, что аура у Василисы словно стеклянная. Лишенная чувств. Лишенная эмоций. И очень-очень хрупкая. А какое ему дело до ее душевного состояния?

И почему после этой ссоры она не выходит у него из головы?

А теперь еще и этот сон.

Кощей перелил кофе в кружку и сделал глоток. Отлично. Идеально крепкий и горький. То, что надо, чтобы хоть чуть-чуть взбодриться. Сейчас он выпьет его и пойдет работать. Сегодня и завтра никаких встреч у него не планировалось, потом должны были быть выходные, он отправится в Навь разгребать дела. Как обычно заплатит соседке за то, чтобы она присмотрела за Марло, и будет надеяться, что он не умрет в его отсутствие. Нужно будет поглядывать на него сквозь зеркало… Но большую часть времени он все равно пробудет в своем царстве. И там забудет про Василису.

Но этот сон…

Да. Один единственный раз он позволил себе эту мысль: соблазнить или взять силой. То ли отомстить, то ли сделать то, чего хотел когда-то и не смог. Представил, каково было бы держать ее в руках. Намотать косу на кулак, заглянуть уже в эти глаза, вот бы они еще смотрели на него не с ненавистью и не со страхом, поцеловать наконец… А она ему в этот момент — коробку с печеньем. И глаза такие, как у щенка. Будто хоть что-то про него понимает. Больше он об этом не думал. И уж тем более никогда бы не позволил себе действительно это сделать. Мать как раз единственная и знала, что он никогда бы не покусился на женщину без ее согласия. Что же она…

Кощей поднялся к себе в кабинет, тяжело опустился в кресло, поставил чашку с кофе на подставку, пододвинул к себе бумаги.

Женщины. Все беды от них. Они появлялись в жизни Кощея ненадолго, приносили с собой мимолетное удовольствие и долгое послевкусие разочарования. Им всегда было что-то нужно, не обязательно материальное, но они хотели получать, и никто не желал отдавать, никто не спешил подарить хоть каплю простого человеческого тепла. Хотя возможно он сам выбирал таких, подсознательно опасаясь к кому-то привязаться. Иногда какая-нибудь из них шептала в момент близости: я твоя. У Кощея от этого скулы сводило. Ему не хотелось обладания. Ему хотелось, чтобы хоть одна сказала: я с тобой.

Он сделал еще глоток кофе и пробежался глазами по первому абзацу договора, не понимая ни слова. Отложил бумаги в сторону. Тишина в доме стояла невыносимая. Впрочем, как и всегда. Иногда ему хотелось, чтобы что-то принесло беспорядок в его идеально выверенную жизнь, прошлось смерчем по комнатам, разбрасывая вещи, заполнило тишину звуками, а пустоту… хоть чем-то. Он обрывал себя, ибо с желаниями нужно быть осторожным, особенно, если ты тысячелетний колдун, который сам до сих пор лишь примерно представляет, где предел его сил.