— Я бессмертный, но не неуязвимый, и как я уже сказал, мы, темные, плохо умеем лечить, — он поморщился, видимо, вспомнилось что-то неприятное. — Ускоренная регенерация — это хорошо, но даже она порой не спасает, и тогда приходится латать себя без магии. А порой на нее не приходится рассчитывать… — и, поймав ее недоуменный взгляд, добавил, — например, когда магия на сегодня закончилась.

— И с тобой такое бывало? — не поверила Василиса.

— Всякое бывало, — спокойно ответил он. — Магический резерв — штука вполне истощаемая. В принципе, я всегда знаю, когда нужно остановиться. Но то, что я это знаю, не означает, что я всегда могу это сделать.

Кощей отложил иглу в сторону, чтобы позднее простерилизовать, взял из аптечки небольшую баночку и поставил на стол рядом с Василисой.

— Втирай раз в день, и шрамы будут почти незаметны, со временем сгладятся. Это мазь на основе мертвой воды. На счет швов не беспокойся, нити рассосутся.

Василиса смято поблагодарила, не зная, как правильно отреагировать. Мертвая вода была слишком ценной, чтобы дарить что-то на ее основе просто так. Она пообещала себе, что обязательно вернет остатки. Да и вообще, Кощей пекся о возможных шрамах куда сильнее, чем она сама. Останутся и останутся. Все равно она носила платья только с длинными рукавами. Платье, кстати, было жалко, а вид голой руки нервировал.

— Хочешь кофе? — неожиданно спросил Кощей. — Вечер так себе, надо бы запить.

Василиса пожала плечами. Мол, можно, если не сложно.

Вообще же все происходящее напоминало какой-то сюр. Дом у Кощея оказался абсолютно обычным. Они вошли в него через зеркало в кабинете, и кабинет оказался совершенно нормальным, на стенах не висели кандалы и оружие, в углах не томились узники и не булькали в котлах зелья, нигде не было ни скелетов, ни таинственных артефактов. Впрочем, в кабинете они не задержались, Кощей проводил ее по лестнице на первый этаж и отвел на кухню. Пока Василиса осматривалась — здесь тоже не наблюдалось ничего, что могло бы выдать в нем темного колдуна, разве что все сверкало излишней чистотой, что для одиноко живущего мужчины в понимании Василисы было странно и подозрительно, — он позвонил Соколу и сообщил, что по соответствующему адресу его ждет много интересного, а потом занялся ее рукой. Кощей был собран и спокоен. Как и всегда. Василиса напоминала себе, что он — колдун невероятной силы, для него терять самообладание, все равно что позволить реке Смородине выйти из берегов и посмотреть, что будет. Но даже так его уверенность действовала на нее умиротворяюще. И после того, что он сказал ей — о том, что был зол, раз позволил себе высказаться, — она все пыталась понять, какие ее слова так сильно задели его, что он не справился с эмоциями? Она бы хотела сказать, что помнила их разговор дословно, но нет.

Кощей принялся варить кофе, а Василиса изучила швы на руке и принялась смотреть в окно, стараясь не обращать внимания на легкий озноб: пережитый стресс все-таки давал о себе знать. За окном вплоть до высокого забора, в который упирался взгляд, лежали сугробы. Наверное, Кощею некогда было убирать снег. Декабрь подходил к середине, близился Новый год.

— Елку ставить не будешь? — спросила Василиса, и только потом осознала насколько глупый это был вопрос.

Кощей, стоявший у плиты, не обернулся, но спина его вздрогнула и послышался смешок.

— Не придерживаюсь традиций, — ответил он.

— А Баюн распорядился, чтобы Данила установил и нарядил, — продолжила Василиса, ей все казалось, истерика где-то рядом, и нельзя было ее допустить. — Она не настоящая, я до прошлого года даже не знала, что такие бывают. Но украшения красивые. Шары расписные, игрушки… Я думаю раздобыть еловых веток, поставить у себя в комнате. Запах будет...

— Сахар?

— Что? Ах, да. Две ложки.

Кощей поставил перед Василисой чашку, но сам за стол садиться не стал, остался стоять у плиты, опершись о столешницу кухонного гарнитура. Василиса аккуратно взяла чашку, от нее шел пар и чудесный запах. Держать ее левой рукой было неудобно, она отпила немного неуклюже, но не пролила, чему и обрадовалась. Кофе оказался терпким, слегка горьковатым, и он был куда лучше всего того, что она успела попробовать к этому моменту. Она подняла взгляд. Кощей смотрел на нее как-то странно. Словно никак не мог определиться, что это за неведома зверушка тут у него сидит.

— Что? — спросила Василиса, смущаясь.

Он покачал головой и едва ли не в один глоток осушил свою чашку.

В этот момент со стороны коридора послышались шаркающие шаги, и на кухню, пошатываясь, вошел огромный старый пес. Он огляделся, заметил Василису и пошел к ней, принюхиваясь. Тело мгновенно напряглось, и она попыталась отодвинуться. Память о встрече с химерой все еще была слишком свежа.

— Свои! — рявкнул Кощей так, что Василиса подпрыгнула на стуле.

Пес кинул на него неодобрительный взгляд: сам вижу, что свои, — подошел ближе, понюхал еще немного и улегся у ее ног.

— Не бойся, — попросил Кощей, и в лице его что-то дрогнуло. — Он запомнит тебя и не тронет больше. Он просто… старый. И глуховатый. Вот и приходится кричать.

«Волнуется, — вдруг поняла Василиса. — Он волнуется за пса». Это открытие удивило ее. Ей всегда казалось, что Кощей чужд проявлению заботы о ком-либо. С другой стороны, сегодня он спас ей жизнь, причем во второй раз, и снова уберег от гнева начальства.

Пес мотнул головой, поднял на нее огромные карие глаза.

— И ничего страшного, правда, — ласково прошептала Василиса, аккуратно сползая со стула на пол и усаживаясь рядом с собакой, стараясь не потревожить раненую руку и жалея, что она правая, левой не так удобно гладить. Но пес уже с удовольствием устроил голову у нее на коленях и прикрыл веки.

— Как его зовут? — спросила Василиса, наглаживая длинную шерсть.

— Марло, — ответил Кощей. Он внимательно наблюдал за ними, словно боялся, что то ли собака причинит ей вред, то ли она собаке. — У него бессонница, вот и бродит по дому. Ему недолго осталось, — вдруг добавил он. — Наверное, придется усыплять, ему все тяжелее и тяжелее с каждым днем, а сердце сильное.

Пес, словно поняв, о чем говорит его хозяин, завозился у Василисы на коленях, бросил на нее печальный взгляд. Василиса ощутила, как выступили слезы. Она уже забыла про свою руку, грудь сдавило от осознания полной беспомощности и невозможности сделать хоть что-то для этого существа. Животные и птицы всегда были ей ближе людей.

— Ну что за глупости, — прошептала Василиса, из-за всех сил стараясь не заплакать. Она уже не думала о Кощее, она не хотела показывать свои слезы собаке, не хотела, чтобы он понял. Наклонилась к псу, обнимая, зарываясь пальцами в шерсть, зашлась в напеве, словно заговор читала. — Ты обязательно поживешь еще немного, правда? И будешь чувствовать себя хорошо. А когда придет время, ты просто уснешь и во сне отправишься в лучший мир. И тебе не будет ни больно, ни страшно. Я обещаю.

Василиса все пела-приговаривала, пока Марло снова не завозился, задев больную руку. Она попыталась отодвинуться, тогда пес, уверенно поднялся, лизнул ее в лицо, твердой походкой дошел до Кощея, боднулся головой ему в ладонь, а потом ушел в угол, лег там и почти тут же уснул.

Василиса все также сидела на полу и смотрела на собаку.

— Вставай, — сказал Кощей, который все это время молчал. — Пол холодный.

— Да, — кивнула она, вдруг ощутив себя ужасно усталой и разбитой, но счастливой. — И правда что-то стало холодно.

Она вернулась за стол и сделала большой глоток, радуясь, что кофе не успел остыть. Знобить начало с удвоенной силой, но Василиса списала это на вернувшуюся ноющую боль во внезапно оттаявшей руке.

— Что мне писать в отчете? — спросила она.

Кощей деревянно пожал плечами, и ей в очередной раз показалось, что смотрит он на нее больно странно.

— Правду, — ответил он. — Пришли на место. Обнаружили химеру. Я ее ликвидировал, обратив в камень. Хозяйка создания была пьяна. Вызвали Сокола. Требуется разбирательство.