Сумерки сгущались все быстрее, и в полутьме глаза Кощея замерцали изумрудными огоньками, а возле его ног заклубились черным туманом тени. Василиса вдруг подумала: все-таки хорошо, что Баюн посылает с ним на задания только её. В конторе давно забыли, что такое Кощей на самом деле, вроде опасаются, но больше по привычке. Увидел бы сейчас кто, почувствовал… Потом бы в коридорах шарахались.

Последние лучи солнца на прощание подмигнули из-за горизонта, и Василиса ощутила знакомое успокаивающее покалывание в пальцах. Ладони налились теплом. Проснувшиеся силы приветствовали свою хозяйку. Одновременно с этим появился домик. Просто в одном из мест туман стал плотнее, из него соткались очертания бревен, а потом и вовсе явилась взгляду хиленькая покосившаяся избенка с вросшим в землю черным слепым окном, поросшей мхом крышей и едва державшейся на петлях дверью. Этот домик источал такую жуть, что Василиса бездумно сделала шаг назад и даже не почувствовала, как нога провалилась в топь, зато характерный звук услышал Кощей и дернул ее на себя.

— Я сказал рядом! — шепотом рявкнул он.

— Прости, я что-то…

Единственное окошко приковывало взгляд. Ужас перерастал в панику, Василиса почувствовала как сбилось дыхание и в страхе зашлось сердце.

А потом все закончилось. И даже более того, пришел холодный отстраненный покой, словно…

— Ты зачаровал меня? — спросила она Кощея.

— Побоялся, что на стук твоего сердца и зов крови явится не только ведьма. В любом случае, ее охранные заклятья уже сработали, напустили жути, и она наверняка тебя учуяла.

— Там что-то очень страшное? — промямлила Василиса, вспоминая разговор про Сокола и ведьму.

Ох, ну не годится она для работы с темными! Вот вернется в Контору и выскажет Баюну все, что хотела сказать последние лет десять. Или даже двадцать, потому что потом ее уволят и случая уже не представится.

Кощей впился заострившимся взглядом в избушку, смотрел не моргая, стало уже совсем темно, но его зеленые глаза недобро и холодно сверкали, отражая неизвестный свет.

— Нет, — ответил он. — Ничего страшного там нет. И никого. А теперь стой и жди, пока не позову.

Превращение происходило плавно, но быстро. Вот стоял Кощей, а вот его фигура дрогнула, поплыла и сложилась в коршуна, коршун тяжело оторвался от земли и взлетел вверх, растворившись в ночи. Василиса послушно уставилась на избушку, готовясь услышать сигнал и заставляя себя игнорировать болото. Текли секунды, складывались в минуты, но ничего не происходило. Ждать было невыносимо. Потом что-то грохнуло, раздался вскрик, Василиса не выдержала и ринулась вперед.

Она вбежала в дверь и напоролась на непроглядную тьму. Нахмурилась, ища печь — ибо какая же изба без печи, — нащупала слабый отсвет, неяркую теплую дымку, сосредоточившуюся в углу, словно душа дома, направила туда поток силы, заставляя жарко вспыхнуть огонь в горниле и огляделась. Изнутри избушка оказалась куда больше и добротнее, нежели выглядела снаружи. Тут было тепло и сухо. Печь красовалась свежей побелкой, рядом лежал валежник. Посреди стояли стол и две лавки, на одной из них сидел Кощей. Выглядел он недовольно, тер запястье правой руки, сжимал и разжимал ладонь, и этот его старый машинальный хорошо знакомый Василисе жест заставил ее нервничать куда сильнее, чем все остальное. Возле другой лавки лежали, спеленутые магией, двое. Ведьма и ребенок. Мальчику было лет двенадцать. Он смотрел на Василису волчонком и явно был напуган. А вот ведьма занавесила лицо волосами, и непонятно было, сколько ей лет и что она думает о сложившейся ситуации.

— Я же сказал ждать! — зло прошипел Кощей.

— Я услышала твой крик! — возмутилась Василиса.

— Эта ведьмина шавка чуть мне руку не прокусила. Как бы теперь не заразиться чем…

Василиса вздохнула и подошла ближе, взяла ладонь в руку, осмотрела, зашептала, вкладывая в слова силу:

— На море на Кияне, на острове Буяне, стоят мосты калиновы, на мостах стоят дубовые столы, на столах сидят девицы — белые царицы. Вы, девицы, белые царицы, берите иглы золотые, вздевайте нитки шелковые, зашивайте раны кровавые…

Мальчишка на полу оскалился.

— Чувствуйте себя как дома, гости дорогие. Развяжите уж, мы вас попотчуем, а то как-то неудобно: гости пришли да и сидят, не солоно хлебавши, а хозяева разлеглись и отдыхают…

Он был в том возрасте, когда ломался голос, явно хотел пробасить, но едва не сорвался в фальцет. А значит, был напуган. Однако все равно нашел в себе силы язвить.

Василиса договорила последние слова, проследила, чтобы рана на руке у Кощея затянулась окончательно. Мальчишка открыл рот, явно намереваясь сказать что-то еще, но в этот момент ведьма развернулась и силой пнула его в ногу. Волчонок охнул и замолчал, волосы у ведьмы слетели с лица, и Василиса наконец смогла ее рассмотреть. Кикимора сказала правду, это была совсем молодая девушка, лет шестнадцать-семнадцать, не больше. На худом остром личике выделялись, притягивая взгляд, огромные черные глаза. Но, пожалуй, эти глаза были единственным, чем ведьма могла бы похвастаться. Она была болезненно худа, словно ее морили голодом, что было странно, учитывая, что волчонок был розовощек и жилист и явно не страдал недоеданием. Грязные черные волосы висели колтунами вокруг лица, бесцветные потрескавшиеся губы сжались в линию. На лице застыло злое и испуганное выражение, которое ее тоже не красило.

— Как тебя зовут? — спросила Василиса.

Ведьма растянула губы то ли в оскале, то ли в улыбке, обнажив зубы, и ничего не ответила.

— Послушай, — начала Василиса заранее заготовленную речь. – Я понимаю, что начало выглядит плохо, но мы пришли с миром. Никто не собирается причинять вам вред. Здесь жила ведьма – Нижинская Агафья Егоровна. Вы ее знаете?

Дети молчали, Василиса вздохнула про себя, признавая, что это будет трудно, и продолжила:

— Нижинская не выходит на связь, и нам доложили, что на границе теперь новые жильцы. Это место подчиняется Среднесибирскому отделению по надзору за магией и магической миграцией. Вы напали на сотрудника отделения, поэтому нам пришлось применить силу. Вы должны проследовать с нами, нам необходимо установить, что случилось с ведьмой, а также кто вы и как…

Оскал ведьмы дал трещину. Она кинула пронзительный взгляд на волчонка и замотала головой. Волчонок, впрочем, тоже неожиданно побледнел.

— Мы никуда отсюда не уйдем! — крикнул он. — Мы останемся здесь. Уходите!

— Никто ничего вам не сделает... — начала Василиса, но мальчишка перебил, заверещав.

— Вы все так говорите! Они тоже говорили!.. Мы останемся здесь! Уходите! Моя сестра не…

В этот момент девчонка снова пнула его в бок, и парень опять замолчал, сцепив губы, словно боялся, что слова прорвутся сами.

— Это твоя сестра? — переспросила Василиса. — Вы брат и сестра? Как вы здесь оказались?

— Не ваше дело!

— А вот здесь ты ошибаешься, — подал голос Кощей. — А ты, девочка, если и дальше будешь пытаться наслать на нас проклятие, словишь предупреждение от Отделения с наложением магических кандалов на месяц. Не самая приятная штука, так что советую хорошо подумать.

— Не смей угрожать моей сестре, — закричал волчонок, — я тебя сейчас…

Но что он собирался сделать они так и не узнали, потому что, вероятно, это поняла юная ведьма. Она вдруг изогнулась, приподнявшись над полом, и с силой ударилась о него лбом.

— Агата! — закричал мальчик.

Ведьма ударилась еще раз, и из ссадины пошла кровь. Мальчишка заплакал, застучал зубами и пополз обратно.

— Я буду молчать! Молчать! — закричал он, прижимаясь к тяжело дышавшей сестре.

— Понятно, заканчиваем цирк, — вздохнул Кощей, достал из сумки Василисы флакон со снотворным, наклонился к девчонке, скрутил ее и капнул несколько капель на плотно сжатые губы.

Волчонок забился, но Кощей повторил этот фокус и с ним, и через несколько секунд они крепко спали на полу.

— Честно говоря, я им завидую, — задумчиво произнес Кощей. — Все бы сейчас отдал за теплую постель. Ладно, грузим их и доставляем Баюну, пусть сам решает, что с ними делать.